6. Плоды Иисусовой молитвы

— Назову некоторые плоды Иисусовой молитвы, поскольку вижу твое расположение слушать. Иисусова молитва поначалу является хлебом, укрепляющим подвижника, затем становится маслом, услаждающим сердце, и, наконец, вином, “сводящим с ума”, т.е. вводящим в экстаз и соединяющим с Богом. Теперь более конкретно. Первый дар, который посылает молящемуся Христос, представляет собой осознание греховности. Человек перестает верить, что он “хороший” и считает себя “мерзостью запустения, стоящей на святом месте” (Мф. 24, 15). Бурав благодати сверлит и добирается до глубины души. Каких только нечистот нет в нас! Душа наша смердит. Иногда, когда ко мне приходят некоторые, по келлии разносится зловоние от внутренних нечистот. Неведомое ранее открывается ныне вместе с молитвой, и, как результат, начинаешь считать себя ниже всех. Ад — единственное вечное жилище для тебя. И наступает время слез. Оплакиваешь мертвеца, который внутри тебя. Можно ли плакать о мертвеце, находящемся в соседнем доме, и не оплакивать своего собственного? Так и делатель молитвы не замечает греховности других, но лишь свою смерть. Глаза его становятся источниками слез, текущих из скорбящего сердца. Он плачет, подобно осужденному, все время взывая: “Помилуй мя! Помилуй мя! Помилуй мя!” По причине слез, о чем мы говорили ранее, начинается очищение души и ума. Как вода очищает грязные сосуды, как падающий дождь очищает небо от туч и землю от пыли, так и слезы очищают и отбеливают душу. Они — вода второго крещения. Итак, молитва доставляет сладчайший плод — очищение.

— Человек очищается совершенно, когда его посещает Божественная благодать?

— Он не очищается совершенно, но очищается непрерывно. Ибо чистота бесконечна. Святой Иоанн Лествичник приводит слова, слышанные им от одного бесстрастного монаха: “Она (чистота) является совершенным, бесконечным совершенствованием совершенных”. Насколько кто плачет, настолько очищается. Но чем более очищается, тем более видит нижние пласты греха и вновь чувствует необходимость плакать и так далее. Это прекрасно показывает святой Симеон Новый Богослов:

“Они частыми молитвами, гласами неизглаголанными

Им посылается еще больший огонь желания и жажды,

Но так как не могут они обрести свет во всем его

Сколько бы я, несчастный, ни очищался и просвещался,

Мне всегда это кажется лишь началом чистоты и созерцания.

То есть, отец мой, как Вы понимаете, человек непрерывно совершенствуется и непрерывно очищается. Прежде всего очищается страстная часть души (раздражительно-желательная) и затем ее разумная часть . Верующий освобождается от плотских страстей (желаний) , потом от страстей ненависти, гнева и злопамятства (раздражения) — однако с большей молитвой и напряженнейшей борьбой. Когда удастся избавиться от гнева и злопамятства, ясно, что страстная часть души почти очищена. Далее вся борьба ведется в разумной части. Подвижник подвизается против гордости, честолюбия и против всех суетных (или тщеславных) помыслов. Эта борьба длится до конца жизни. Однако весь этот путь очищения совершается с помощью свыше и с той целью, чтобы верующий стал вместительным сосудом обильной Божественной благодати. Вот как пишет об этом божественный Симеон:

Но даже и от одной не может совершенно освободиться,

Человек, чтобы соделаться духовным и бесстрастным.

— Но как можно понять, что душа начинает очищаться?

— Это легко, — отвечал мудрый пустынник. — Это быстро становится ясным. Пресвитер Исихий использует прекрасный образ. Как болезненные нечистоты, попав в желудок и вызвав беспокойство и боль, выходят по принятии лекарства и желудок успокаивается и чувствует облегчение, так случается и в духовной жизни. Когда человек принимает лукавые помыслы, он ощущает их горечь и тяжесть (что естественно); молитвой же Иисусовой он легко извергает их, и совершенно освобождается от них, и чувствует в результате полное очищение. Помимо того, молящийся замечает очищение по тому, что тотчас прекращают кровоточить внутренние раны, наносимые страстями. В Евангелии от Луки мы читаем о страдавшей кровотечением женщине: “Подойдя сзади, она коснулась края одежды Его; и тотчас течение крови у нее остановилось” (Лк. 8, 44). Приближаясь ко Христу, тотчас излечиваешься, и “останавливается течение крови”, т.е. прекращает бежать кровь от страстей. Хочу добавить, что нас перестают соблазнять образы, ситуации, лица, ранее соблазнявшие. А это означает, отец мой, что, когда нас беспокоят различные лица и обстоятельства, очевидно: это удары от нападений диавола. В нас действует соблазн. После очищения с помощью молитвы все и вся видится как творение Божис. Особенно на людей смотришь как на образы, исполненные любви Божией. Тот, кто одет благодатью Христовой, созерцает ее и в других, пусть даже обнаженных телесно, в то время как не имеющий Божественной благодати и на одетых телесно смотрит, как на обнаженных. Мне хотелось бы, возлюбленный мой, по этому поводу вновь зачитать слова святого Симеона Нового Богослова.

— Поистине он богослов, — отвечал я. — Я прочитал несколько его трудов и восхищаюсь им.

— Я бы посоветовал тебе прочитать все его труды,

чтобы приобрести вкус к мистическому богословию, к апофатическому пути аскетического опыта. Итак, боговдохновенный отец говорит:

Оставаясь недвижимым, бесстрастным и не испытывая вреда,

Как он сам был весь Христов, так и Христа видел во всех,

И возводить хулу на Христа, соединившегося с нами

— Итак, видишь, — продолжал старец, — бесстрастный человек, очищенный Иисусовой молитвой, не соблазняется тем, что видит. Одновременно побеждается диавол, и это — плод молитвы. Враг быстро соображает, и все сети свои искусно расставляет для души. Однако знает делатель молитвы о готовности его (диавола) вести брань и принимает соответствующие меры. Видит стрелы лукавого, направленные против души; но, едва касаясь ее, они падают. Святой Диадох говорит, что, достигнув внешней части сердца, стрелы рассыпаются там, ибо внутри действует благодать Христова. “Огненные стрелы лукавого тотчас гаснут во внешнем чувстве тела. Ибо дыхание Святого Духа, возбуждающее в сердце дух мирен, гасит находящиеся еще в воздухе стрелы огненосного беса”. Наступает единство всего человека, о чем мы говорили ранее. Ум, желание и воля объединяются и сочетаются в Боге.

— Велик дар чистоты, бесстрастия! — воскликнул я.

— Да, действительно, бесстрастие — дар благодати.

Бесстрастие предполагает чистоту и любовь; более того, оно скрывает любовь. Здесь нам поможет святой Божий Симеон. Он использует прекрасный образ. В безоблачную ночь мы видим на небе диск луны, заполненный чистейшим светом, и часто вокруг него (диска) — светлый круг. Как подходит этот образ к очищенному и бесстрастному человеку! Тела святых — небо. Их богоносное сердце подобно диску луны. Святая любовь — “вседетельный и всесильный свет”, изливающийся каждый день по мере очищения на их сердце; и приходит время, когда сердце исполняется сияющим светом любви, и наступает полнолуние. Однако свет не убывает, как происходит на луне, поскольку поддерживается усердием, борьбой и благими делами — “...свет, всегда поддерживаемый усердием и добродетелью святых”. Бесстрастие — тот круг, который охватывает исполненное светом сердце, покрывает его и делает неуязвимым для яростных нападений лукавого. “Покрывает отовсюду, окружает стражей, сохраняя невредимым от любого помысла лукавого, неуязвимым и свободным от всех врагов; более того, соделывает недоступным для супостатов”.

Бесстрастие абсолютно необходимо. Однако это не означает, что оно — наивысший дар молитвы и приобретение всего. Отсюда далее начнется восхождение к Богу. Святые отцы тремя словами описывают это духовное восхождение к боговедению. Очищение, просвещение, совершенство. Чтобы быть более понятным, приведу тебе два примера из Священного Писания: восхождение Моисея на гору Синай для получения Закона и путешествие израильского народа в землю обетованную. Первый случай объясняет святой Григорий Нисский, второй — святой Максим.

— Отцы всегда вдохновляют нас. Они верно истолковывают слово Божие, и потому мне хотелось бы услышать святоотеческие толкования.

— Евреи прежде всего очистили свои одежды и освятили себя, повинуясь заповеди Божией: “Освяти их, пусть вымоют одежды свои, чтоб быть готовыми к третьему дню”. Далее, в третий день, весь народ услышал громы и “глас трубный” и увидел молнии и густое облако над горой Синайской. “Гора же Синай вся дымилась”. Народ подошел к подножию Синая, и лишь один Моисей вошел в светлое облако, достиг вершины, где и принял скрижали Закона. По толкованию святого Григория Нисского, путь к божественному знанию — очищение тела и души. Готовящийся к восхождению должен быть, насколько возможно, чист и незапятнан как телом, так и душой. Помимо того, по божественной заповеди, ему следует омыть одежду — не вещественную, ибо она не станет препятствием для тех, кто стремится к боговидению, но “одежду сей окружающей жизни”, то есть все дела в нашем бытии, которые, как платье, окружают нас. Нужно удалить от горы и бессловесных тварей — другими словами, преодолеть “из чувства возникающее знание”. Преодолеть всякое знание, которое приносят органы чувств. Очиститься от любого “чувственного” и “бессловесного” движения, омыть помыслы и расстаться с их спутником — чувством. Приготовившись и очистившись таким образом, можно отважиться приблизиться к покрытой густым облаком горе. Однако, опять же, гора была недоступна для народа, и только Моисей (то есть избранный к восхождению) приблизился к ней. Вот как, отец мой, сначала осуществляется очищение, а затем — вступление в созерцание. Великие блага, стало быть, следуют за очищением, и оно необходимо для принятия их.

— Напомню, — продолжал боговдохновенный подвижник, — и другой пример. Святой Максим Исповедник пишет, что в мистическом восхождении к Богу существует три стадии. Практическая философия — отрицательная (очищение от страстей) и положительная (приобретение добродетелей), естественное созерцание, при котором очищенный ум созерцает все творение, то есть внутренний смысл вещей, познает духовный смысл Священного Писания, видит Бога в природе и молится Ему, и только затем наступает третий, последний этап — мистическое богословие, соединяющее подвизающегося верующего с Богом. Все три ступени видны в исходе израильского народа. Прежде всего израильтяне бежали из рабства египетского, затем переправились через Красное море, в котором погибло все египетское войско, после чего достигли пустыни, где принимали различным образом дары божественного человеколюбия (манну небесную, воду, светлое облако, Закон, победу над врагами), и лишь после упорной и долгой борьбы вошли в землю обетованную. Таков и подвижник Иисусовой молитвы. Поначалу он выходит из-под рабства страстям (практическая философия), потом входит в пустыню бесстрастия (естественное созерцание), где получает дары любви Божией, и, наконец, за ревностную борьбу удостаивается земли обетованной (мистическое богословие) — совершенного единения с Богом — и наслаждается вечностью в созерцании Нетварного Света. Разумеется, богоносные отцы не отделяют три названные этапа друг от друга. То есть это не означает, что, достигнув естественного созерцания и мистического богословия, мы оставим аскетические упражнения и сокрушение о грехах — практическую философию. Напротив, возрастая духовно, человек все более подвизается, чтобы не потерять милость, которую приобрел. Удостоившись божественных откровений, советуют отцы, следует еще сильнее заботиться о любви и воздержании, “чтобы, сохраняя безмятежной страстную часть, иметь неоскудеваемый свет души” (святой Максим). Человек всегда должен идти по духовному пути со страхом. Прежде им должен овладеть страх осуждения, наказания (начальный страх), затем — потери благодати и отпадения от нее (совершенный страх). “Со страхом и трепетом свое спасение соделовайте” (Флп. 2, 12), — говорит Апостол Павел.

— Поведайте, отче, о дарах, которые принимает делатель молитвы после очищения, перед блаженным состоянием совершенного единения с Богом. Расскажите мне далее об иных плодах молитвы.

— Монах, привыкший осуждать себя, чувствует божественное утешение, Христово присутствие, излучающее сладостное безмятежие, нерушимый мир, глубокое смирение, неутолимую любовь ко всем. Утешение от этого божественного присутствия нельзя сравнить ни с каким человеческим. Я знал подвижника, который тяжело заболел и отправился в больницу на лечение. Лучшие врачи, питавшие к нему уважение, облегчали ему страдания. И вот он поправился, поблагодарил их и возвратился в свою келлию. Однако в скором времени ему стало хуже, и, поскольку он жил отдельно, братия не знали об этом. Он тяжко страдал, но чувствовал такое утешение от Бога, которое не сравнимо ни с вниманием и человеколюбием врачей, ни с действенным эффектом лекарств. Такого покоя он никогда прежде не испытывал. Вот почему некоторые пустынники тщательно избегают человеческого утешения (что совершенно непонятно для мирян, преданных мирской жизни), чтобы ощутить дивную сладость и неутолимую радость божественного утешения...

— Чудный плод умной молитвы! — воскликнул я. — Продолжайте, отче.

— Человек приобретает безмятежие в скорбях, которые доставляют ему ближние. Он пребывает на небесах (лазурных и сияющих) духовной жизни, куда не достигают стрелы людей земли. Он не только не испытывает притеснений, но даже не замечает их вовсе. Самолет невозможно забросать камнями — он просто не почувствует их. Подобное происходит и с таким человеком. Для него не существует скорбей, происходящих от клеветы, преследований, пренебрежения, осуждения — одна лишь печаль о падении брата. Если же и возникает скорбь, он знает способ справиться с ней. О таком случае рассказывается в “Отечнике”: “Некто из старцев пришел к авве Ахиле. И увидел его, выплевывающего кровь. И спросил брат авву: “Что это, отче?” Старец ответил: “Это были слова одного брата, которые опечалили меня. Я старался не принимать их и просил Бога отвратить меня от тех слов. И сделались они как кровь в устах моих, и я выплевал их, и вновь обрел я безмолвие мое и позабыл свою скорбь”.

— Поистине это свидетельствует о совершенной любви к брату, о любви, которая прощает все. Она не желает даже помнить зла. Мы уже достигаем совершенства!

— Именно. И оно достигается Иисусовой молитвой. Такая любовь — результат живого ощущения единства человеческого рода. И это есть зрелый плод молитвы. Подвижник не просто воссоединяется сам, но чувствует единство человеческого рода.

— Вы знаете, отче, — продолжал пустынник, — о том, что единство человеческой природы было утрачено непосредственно по преступлении Адама. Господь после создания Адама образовал Еву из ребра его. Создание Евы возвеселило Адама. Он ощущал ее как свое тело, почему и сказал: “Вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей...” (Быт. 2, 23). После же своего 11;1дения на вопрос Бога Адам ответил: “Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел” (Быт. 3, 12). Вначале Ева — “кость” его, впоследствии — “жена”, которую дал Господь! Здесь совершенно очевиден раскол человеческой природы после греха, раскол, проявившийся позднее в детях Адама, во всей истории Израиля и во всей истории человечества. И это естественно. Потеряв Бога, люди потеряли себя и отделились друг от друга. Полное отчуждение и рабство. Возрождение человеческой природы произошло во Христе. Он “распростер руки, и соединил прежде разделенное”, и дал, таким образом, каждому, кто соединяется с Ним, возможность жизни и единства человеческой природы.

Молитвой подвижник приобретает великую любовь к Иисусу Христу и этой любовью соединяется с Ним. Следовательно, естественно любить то, что любит Бог и желать того, что Он желает. Господь “всем желает спастись и в познание истины прийти” (1 Тим. 2, 4). Этого желает и делатель молитвы. Его волнует зло, происходящее в мире, и он чрезвычайно опечален отступлением и неведением братии. Поскольку грех всегда имеет космический масштаб и оказывает влияние на весь мир, молящийся переживает всю драму человечества и весьма скорбит о нем. Он живет борением Господа в Гефсиманском саду. Таким образом, он приходит в состояние прекращения молитвы о себе и молится непрерывно о других, чтобы они пришли к познанию Бога. Его очищение от страстей, приобретение Животворящей Божественной благодати и молитва за других, происходящая из чувства всеединства человеческого рода во Христе Иисусе, — величайшая миссия. В этом усматривали миссионерские подвиги святые отцы. В стремлении к возрождению человеческой ипостаси и единства природы. Каждый, кто очищает себя, становится лицом, полезным для всего общества, ибо все мы — члены благословенного тела Христова. “Если радуется один член, сорадуются все члены”, — по апостольскому слову. Это мы видим образно и в лице Пресвятой Богородицы. Она обрела благодать и сама впоследствии облагодатствовала и украсила всю человеческую природу. Очищенная и облагодатствованная, Она молится за весь мир. И мы можем сказать, что Пресвятая Богородица выполняет величайшую миссию и приносит действенную пользу роду человеческому.

— Вместе с тем подвижник чувствует и единство всей природы.

— Каким образом?

— Его признает вся природа. Первоначально Адам был царем над всем творением, и все животные признавали его царем. Однако после падения разорвалась эта связь и прекратилось признание. Николай Кавасила образно анализирует такое состояние. Человек, говорит он, сотворен по образу Божиему. По образу Адам был чистым зеркалом (отражением), через которое излучался на природу Свет Божий. Пока зеркало оставалось неразбитым, вся природа освещалась. Но лишь только оно раскололось и раздробилось, все творение погрузилось в глубокую тьму. Тогда-то вся природа и восстала против человека, прекратила признавать его и не пожелала давать ему плоды. Только в борьбе : трудах может он поддерживать свое существование. Животные боятся его, и сами они агрессивны. Однако, когда человек — “в Духе Святом”, когда имеет благодать Христову, все силы души воссоединяются, он становится образом и подобием Божиим (то есть зеркалом, светом) и излучает Божественную благодать на бессловесную природу. И те же животные признают его, повинуются и почитают. Есть немало примеров, когда подвижник-пустынник мирно уживается с медведями и дикими животными. Он кормит их, и они служат ему. Таким образом, в молитве приобретя Божественную благодать, он снова становится царем природы и восходит на большую по сравнению с Адамом высоту. Ибо Адам, по словам отцов, имел лишь “по образу”. Послушанием же ему надлежало стать и “по подобию”. Адам не имел обожения, но лишь возможность его. Тогда как подвижник по Божественной благодати приобретает, насколько возможно, и “подобие”, не входя, однако, в Божественную Сущность. Он причастен нетварным энергиям Божиим.

Приведу пример того, как природа признает благодатного подвижника. В тот час, когда мой блаженной памяти старец творил молитву, к дверям его келлии собирались дикие птицы и своим клювом стучали в стекла. Кто-то подумает, что это — действие диавола, чтобы воспрепятствовать его молитве. Однако в действительности диких птиц притягивала молитва старца!!!

— Ах, старче, ты ведешь меня к совершенству. К концу духовной жизни. Человек уже становится царем... Он слегка улыбнулся.

— Еще не все. После многой борьбы, как я упоминал ранее, подвижник может сподобиться экстаза, божественного пленения и войти в Новый Иерусалим, в новую землю обетованную. Ум выходит за свои пределы и созерцает Нетварный Свет. На вечерне Божественного Преображения мы поем стихиру: “Неодержимое Твоего светолития, и неприступное Божества, зряще апостолов лучший, на горе Преображения, Божественным изменишася ужасом...” Ужас (экстаз) и созерцание (зрение) связаны друг с другом. Говоря об экстазе, мы подразумеваем не отсутствие движения, но божественное присутствие и духовное движение. Это не инертность и умирание, а жизнь в Боге. Отцы говорят, что во время молитвы, когда человек охвачен Божественным Светом, он перестает молиться губами. Уста и язык молчат, молчит и сердце. Тогда подвижник сподобляется созерцания Фаворского Света. Созерцает Божественную нетварную энергию, которая есть “естественная слава Божия и естественный безначальный божества луч, сущностное благолепие Божие и сверхсовершенная и предсовершенная красота” (святой Григорий Палама). Это тот самый Свет, который видели ученики на горе Фавор, Царство Божие, вечность. Согласно святому Григорию Паламе, Свет — “красота будущего века”, “ипостась будущих благ”, “совершеннейшее зрение Божие”, “пища небесных”. Сподобившиеся видеть Нетварный Свет — пророки Нового Завета. Ибо, подобно пророкам Ветхого Завета, опережавшим время и видевшим Вочеловечение Христа и Первое Пришествие, созерцающие Свет также опережают время и видят славу Христа, то есть Царство Небесное.

Он замолчал ненадолго, затем глубоко вздохнул и продолжал.

— Божественный Свет охватывает тогда все бытие. Келлия освещается присутствием Христовым, и подвижник переживает некий “трезвенный восторг”, видит незримого Бога. “Бог есть Свет, — говорит святой Симеон Новый Богослов, — и, как свет, вид Его”. По словам святого Григория Паламы, “защитника богословов”, монах в тот час созерцает Божественный Свет... радующее священное зрелище”. Вот как описывает это созерцание Макарий Хрисокефалос: “Что прекраснее общения со Христом? Что вожделеннее божественной Его славы? Нет ничего более сладкого, чем тот Свет, которым просвещается все светлое чиноначалие Ангелов и людей. Нет ничего желаннее той жизни, в которой все живут, и движутся, и существуют. Нет ничего приятнее вечно живущей красоты. Ничего любезнее беспрестанного веселия. Ничего вожделеннее непрерывающейся радости, всеблаголепного благолепия и бесконечного блаженства”. То есть тогда радость и веселие бесконечны. Не хватает слов, чтобы передать эти состояния. Вот что говорит об этом святой Симеон Новый Богослов.

Он взял в руки одну из книг и начал читать.

Старец прочитал этот отрывок с большим воодушевлением. Голос его был полон вдохновения, глаза сияли, лицо светилось неизъяснимой радостью. Под влиянием по трепетного голоса и духовного веселия у меня выступили слезы.

— Тогда от божественного присутствия, — продолжал он, — просвещается лицо подвижника. Он может, подобно Моисею, находившемуся во мраке неведения, по мраке ослепительного света приобрести “незабвенное знание и “неизреченное богословие”.

Ненадолго он остановился. Я слушал в изумлении, почти не дыша.

— Эту сладость Света чувствует и тело, которое в эти минуты изменяется.

— Каким образом?

— “И тело воспринимает некоторым образом благодать, воздействующую на ум, и настраивается на нее, и получает некое ощущение этого невыразимого таинства души”. Тело тогда “парадоксальным образом становится легким и согревается”, т.е. оно чувствует удивительную теплоту, которая есть результат созерцания Света. Так случается с лампадой: когда ее зажигают, “тело” ее — фитиль — теплится и светится.

— Позвольте мне один вопрос. Возможно, это будет хулой, но я позволю себе задать его Вам. Это изменение тела — действительность ли, а не фантазия? И не является ли плодом воображения так называемая теплота?

— Нет, отец мой. Это действительность. Тело принимает участие во всех состояниях души. Не тело представляет собой зло, но плотской разум, когда тело порабощается диаволом. Помимо того, созерцание Света — это созерцание физическими глазами, которые изменяются и укрепляются Святым Духом и становятся способными видеть Нетварный Свет. В Священном Писании существует множество примеров, свидетельствующих о том, что благодать Божия переходит с души на тело, и оно чувствует действие Животворящей Божественной благодати.

— Не можете ли Вы привести мне несколько примеров?

— Многие псалмы Давида говорят об этом. “Сердце мое и плоть возрадовастася о Бозе живе” (Пс. 83). “На Него упова сердце мое, и поможе ми, и процвете (оживотворялась) плоть моя” (Пс. 27). Также в 118 псалме: “Коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устам моим”. Знаем также случай с Моисеем. Когда со скрижалями Закона он сошел с Синая, лицо его сияло. “Когда сходил Моисей с горы Синай, он не знал, что лицо его стало сиять лучами оттого, что Бог говорил с ним. И увидел Аарон и все старейшины Израилевы, что вид лица Моисея сияет лучами и боялись подойти к нему” (Исх. 34, 29-30). То же было с первомучеником архидиаконом Стефаном. Когда привели его в Синедрион, “все, сидящие в Синедрионе, смотря на него, видели лицо его, как лицо Ангела” (Деян. 6, 15). Святой Григорий Палама считает, что пот, выступивший у Господа Иисуса Христа во время молитвы в Гефсиманском саду, свидетельствует о чувстве теплоты, “возникающем в теле исключительно под влиянием продолжительного моления Богу”.

— Простите меня, отче, за то, что беспокою Вас мирским бестактным вопросом. Мы, миряне, не можем понять... Позвольте же мне спросить. Есть ли сегодня монахи, которые при молитве изменяются и созерцают Нетварный Свет?

Он улыбнулся и ответил:

— Когда перестанет действовать в Церкви Святой Дух, тогда не будут существовать созерцатели Нетварного Света. Святая Гора скрывает великие сокровища, и те, кто отрицают это каким-либо образом, противятся и враждуют с Богом. Во времена святого Афанасия Великого некоторые сомневались в Божестненности Христа. В эпоху святого Григория Паламы сомневались в Божественности Нетварных энергий. Сегодня мы впадаем почти в тот же грех: подвергаем сомнению существование обоженных людей, видящих Божественный Свет. И сегодня есть, по благодати Божией, освященные монахи. Этим благодатным подвижникам обязана своим бытием земля. Они просвещают современный мир, погруженный во мрак греха.

— Еще один, возможно, бестактный вопрос. Ты, отче, видел СВЕТ?

С позволения читателя этого малого труда я не стану описывать эту волнующую сцену и все, что было сказано. Хочу покрыть это завесой молчания. Надеюсь вы простите меня...

После большой паузы, окутанной молчанием, я имел нетактичность нарушить безмолвие подвижника. Но так нужно было. Оставалось мало времени, а я хотел узнать побольше. Хотел использовать, насколько возможно, опыт боговдохновенного отца.

— Отче, вновь прошу прощения. Вы сказали, что и сегодня на Святой Горе существуют монахи, созерцающие Нетварный Свет. Полагаю, что они много раз видели его. Каждый раз это одно и то же сияние?

— Можно сказать, что есть духовный свет и свет, который видит человек физическими глазами, когда они предварительно преобразились и получили силу видеть его. Духовный свет — это заповеди, и получает его тот, кто их хранит. “Светильник ногам моим закон Твой, Господи, и свет стезям моим”. Заповеди Христовы — “глаголы Жизни Вечной”, а не некие этические внешние предписания. Также и добродетели, которые приобретаются в стремлении исполнить заповеди Христовы, — свет. Вера — свет, как и надежда и любовь. Бог — свет истинный и “свет миру”. Но имя Бога — любовь. “Бог любовь есть”. Поэтому мы говорим, что любовь — свет, светлейший всех других добродетелей. Равным образом и покаяние — свет, освещающий душу человека и ведущий его в купель второго крещения, где очищаются глаза от духовной катаракты. Это свет, который получают все христиане, подвизающиеся подвигом добрым, главным образом, те, кто получают очищение от страстей — естественно, в соответствии с теми усилиями, которые они прилагают. Святой Григорий Богослов говорит: “Где очищение — там просвещение. Без первого не подается второе”. В этом смысле следует понимать слова святого Симеона Нового Богослова о том, что, если человек не видит Света в этой жизни, он не увидит его и в другой жизни.

— Иногда, — продолжал старец, — после великого очищения и борьбы, но, главным образом, по особой милости Божией некоторые сподобляются видеть Свет физическими глазами (как, например, три ученика на горе Фавор). Но и здесь существуют различия. Первый раз созерцают его как Свет великий, возвеселяющий все существо. В действительности же это Свет неяркий. Он воспринимается как сильный относительно предшествующего мрака, в котором находился человек. В тот момент переживается то, чего ранее не было. Во второе же явление он воспринимается более живо, ибо человек уже приспособился к созерцанию... Чем более приближаются к Божественной Сущности, тем более видят несозерцаемую божественную природу и то, что названо святыми отцами “пресветлым мраком”.

— Я многого не понимаю.

— Вам поможет понять это случай с боговидцем Моисеем, как его изъясняет святитель Григорий Нисский. Вначале Моисей на горе Хорив, когда призвал его Бог вывести народ в землю обетованную, видел Свет в виде горящего тернового куста. В другой раз Господь велит Моисею войти во мрак и там беседует с ним. Сперва Свет, потом мрак. Святой Григорий объясняет, что человек прежде видит Свет, ибо ранее жил во тьме. Однако по прошествии времени, по мере приближения к Божественной Сущности, человек все более “зрит незримо” мрак, “несозерцаемую божественную сущность”.

Я Вам прочитаю весь отрывок из сочинения святого отца: “Что же означается тем, что Моисей пребывает во мраке и в нем только видит Бога? Ибо повествуемое ныне кажется несколько противоположным первому богоявлению. Тогда Божество видимо было во свете, а теперь — во мраке. И этого не почитаем выходящим из ряда представляющегося высшему нашему взгляду. Учит же сим слово, что ведение благочестия в первый раз бывает светом для тех, в ком появляется. Поэтому представляемое в уме противоположно благочестию есть тьма, а отвращение от тьмы делается причастием света. Ум же, простираясь далее, с большей и совершеннейшей всегда внимательностью углубляясь в уразумение истинно непостижимого, чем паче приближается к созерцанию, тем более усматривает несозерцаемость Божественного естества. Ибо, оставив все видимое, не только что восприемлет чувство, но и что видит, кажется, разум, непрестанно идет к более внутреннему, пока пытливостью разума не проникнет в незримое и непостижимое и там не увидит Бога. Ибо в этом истинное познание искомого; в том и познание наше, что не знаем, потому что искомое выше всякого познания, как бы неким мраком объято отовсюду непостижимостию” .

— Так обычно и бывает, — продолжал старец. — Человек идет от созерцания неяркого (малого) Света к созерцанию более сияющего (великого), пока не войдет в “пресветлый мрак”, как пишет святитель Григорий. Но для православного понимания этого места необходимо знать святоотеческое учение о Боговидении “пресветлого мрака”. Согласно отцам Церкви, Бог является всегда как Свет и никогда как мрак. Но, когда ум подвижника-Боговидца, находящийся в созерцании, порывается войти и в Божественную Сущность, он встречает недоступное, то есть пресветлый божественный мрак. Следовательно, мрак представляет собой не явление Бога в виде мрака, но невозможность для человека видеть Сущность Бога, Который есть “Свет неприступный”. Стало быть, божественный мрак — это Свет, но Свет несозерцаемый и неприступный для человека. Бог есть Свет. “Я — Свет мира”, — сказал Он, а не: “Я — мрак мира”. По словам святого Дионисия Ареопагита, “Божественный мрак есть неприступный свет, в котором, как говорят, обитает Бог, невидимый по причине пресветлости и неприступный по причине превосходства пресущественного светолития, в котором пребывает всякий, кто удостоился познать и увидеть Бога, ему самому невидимого и непознаваемого”. В этом смысле мы говорим, что мрак выше света.

Часто отцы Церкви говорят о вхождении в Божественный мрак и о Боговидении пресветлого мрака, как, например, святитель Григорий Нисский в слове о своем брате святителе Василие Великом: “Мы часто замечали его обретающимся внутри мрака, который был Бог”. Этим они стремятся представить не вхождение в Божественную Сущность, но превосходство Нетварного Света над светом естественного знания”. Ибо в соответствии с православным учением, люди причащаются нетварных божественных энергий, но не Божественной Сущности. Апостол Павел пишет: “...Царь царствующих и Господь господствующих, Единый имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете. Которого никто из человеков не видел и видеть не может” (1 Тим. 6, 15-16). Подводя итог, отец мой, скажем, что пресветлый мрак, по святым отцам, есть неприступный для человека свет Божественной Сущности. И, говоря о достоинстве Боговидения пресветлого мрака , они хотят подчеркнуть не его преимущества перед созерцанием нетварного Света, но его преимущество перед светом естественного знания, знания ума.

— Отче, еще один вопрос. Когда человек созерцает Свет, он продолжает молиться?

— Нет. Мы можем назвать это созерцательной молитвой. Подвижник созерцает Христа и радуется Его Божественному присутствию. Тогда молитва идет без слов. Святой Исаак говорит, что если молитва — семя, то экстаз — ее жатва. Подобно тому, как жнецы удивляются, видя, как малое семя дает столь обильные плоды, так и боговдохновенные подвижники удивляются, глядя на урожай молитвы. Он — порождение молитвы;

тогда, по святому Исааку, “ум не молится молитвой, но пребывает в экстазе, в непостижимых предметах; и это неведение превосходнее знания”. Оно — “священнотайное молчание” и “безгласие духа”. Отцы считают такое состояние молитвенным, ибо оно — величайший дар, который дается за продолжительность молитвы и подается святым. Но человек не ведает его настоящее имя , ибо тогда прекращает молиться, поднимается над словами и смыслом. Многие отцы называют это состояние божественным субботствованием или субботствованием ума. Т.е. как евреи получили заповедь хранить субботу, так и это духовное состояние — суббота души, которая отдыхает и успокаивается “от всех дел”. Святой Максим говорит: “Субботой суббот является духовный покой разумной души, собирающий ум и возвышающий его даже над божественными логосами твари, под действием экстатической любви облекающий ум единственно Богом и благодаря мистическому богословию соделывающий его совершенно недвижимым в Боге”. Единственно, что делает в тот момент человек — плачет. Проливает обильные слезы не по причине греховности, как ранее, но в силу созерцания Нетварной Божественной энергии. Слезы радующие, услаждающие, божественные, благодатные. Безболезненные слезы, освежающие и умиротворяющие сердце. Слезы, бодрящие лицо, образующие потоки и ручьи, заливающие глаза. Тогда человек находится в пленении. И не знает, в теле ли он или вне тела. Душу и тело охватывает такая радость, что невозможно описать ее человеческим языком. Святой Григорий Палама, цитируя святого Дионисия Ареопагита, говорит, что полюбивший общение с Богом освобождает душу от всех уз и заключает ум в непрерывной молитве, совершает тайное восхождение на Небо, в безмолвии и безмятежии паря над всем тварным. “...Он связывает ум непрестанной молитвой к Богу и благодаря ей собирается в себе и находит новую, тайную дорогу на Небо, которую некоторые называют “непроницаемой тьмой сокровенного молчания”. И таким образом молясь, с тайной радостью, в чрезвычайной простоте, совершенном и сладчайшем умиротворении и подлинном безмолвии, он возвышает ум над всем тварным”. Все земное тогда становится подобным праху и пеплу. Оно становится ненужным. Тогда не только не чувствуется волнение страстей, но и забывается сама жизнь, ибо любовь к Богу желаннее жизни и богопознание любезнее любого знания. О, исполненное радости и священное созерцание! О, божественная вечность! О, божественный сладкий покой! О, божественная любовь!

— Отче, простите, что перебиваю. Я сильно подавлен. Чувствую усталость. Не могу следовать Вашему восхождению. Не выдерживаю...

Он приблизился ко мне, взял за руку и ласковым голосом сказал:

— Понимаю тебя, однако ты хотел идти вперед, хотел, чтобы я говорил. И я говорил. Понимаю твой вопль. Поскольку и мы после созерцания Света невообразимо устаем, буквально разбиты. Божественная благодать, когда приходит, напоминает кнут, бичующий пашу тленную плоть. Это тяжесть, которую не выдерживает немощное тело; вот почему оно изнемогает и медленно-медленно восстанавливается. Должен признать, что часто после Божественной литургии чувствую себя измученным и нуждаюсь в отдыхе; только тогда человеческие силы восстанавливаются — подобно затопленной траве, которая постепенно поднимается с земли в свое обычное положение. Если бы мы увидели всю Божественную благодать, мы бы погибли! Любовь Божия все устраивает.

Мы перестали говорить. Везде царило глубокое молчание. Лишь иногда слышалось, как в саду каливы разрыхлял землю послушник, одновременно проговаривая устами Иисусову молитву. Я глубоко дышал. Сердце стучало быстро, словно хотело выскочить... Мной овладел огонь. Я приблизился ко святая святым мистического богословия, неприкосновенному для непосвященных. Далеко в море диск солнца опускался в воду, и часть моря казалась из каливы золотой. Из большого окна “приемной” я различал, как в море играло стадо дельфинов — обычное зрелище на Святой Горе. Они выныривали и вновь погружались в позолоченную воду. Мне подумалось, что монахи, пламенно возлюбившие небесное, подобны им. Они живут, погружаясь в воду благодати и лишь на короткий промежуток времени выходя из нее, чтобы показать нам, что они существуют, и затем вновь погружаются в созерцание Бога. Богопросвещенный святой Симеон, живя в Нетварном Фаворском Свете, ублажает возлюбивших и возжелавших Бога: “Блаженны одетые ныне Его светом, ибо облеклись уже в брачную одежду, их руки и ноги не будут связаны, и они не будут ввержены в огонь неугасимый...

Блаженны зажегшие ныне в своих сердцах свет и сохранившие его неугасимым, ибо они по исходе жизни в радости выйдут навстречу Жениху и войдут с Ним в Чертог Брачный, имея светильники горящие...

Блаженны приблизившиеся к Божественному Свету, вошедшие в него, всецело соделавшиеся светом и содержимые им, ибо они совлеклись одежды грязной и уже не будут плакать слезами горькими...

Блажен монах, предстоящий в молитве Богу, видящий Его и видимый Им, обретающий себя вне событий мира, но только в Боге Едином, и не знающий, в теле ли он или вне тела, ибо он услышит невыразимые слова, которые не говорятся внешнему человеку. Он увидит то, что глаз не видел, и ухо не слышало, и на сердце человеку плотскому не приходило...

Блажен явственно созерцающий в себе свет мира, ибо он в зародыше имеет Христа и матерью Его наречется, как Сей Неложный обещал”.

Вот на какой пламенеющей горе я находился. Подле монаха, проводившего житие свое в небесной действительности. Покой вне, в природе, покой внутри, в душе моей. Бог... Рай... вне времени, но и во времени. Очень близко от нас. Рядом с нами. Внутри нас. Идет время и история.

— Давайте прекратим беседу, — сказал старец. — Выйдем ненадолго наружу.

— Нет, нет, — отвечал я. — Желаю знать и другое. Вы сказали, что молитва — это знание. Всесторонний университет. Хочу, чтобы Вы сегодня вечером сделали меня ученым!