Нашел, на мой взгляд, неплохую статью...
Навстречу целостности:
преодоление барьеров между религией и психиатрией*
Джордж Кэри, архиепископ Кентерберийский (Лондон) * Br. J. Psychiatry. 1997. V. 170. Р. 396 - 397.
Как и церковь, психиатрия истинно интернациональна, и горестно признавать, что с обеих сторон между ними долгое время воздвигались препятствия. Значительно большее может быть достигнуто, я уверен, из атмосферы доброй воли, взаимного уважения и сотрудничества.
Частью эти барьеры заложены в самих основах современной психиатрии. Так, в работе "Будущее одной иллюзии" Фрейд называет религиозную веру незрелой формой защиты человека от собственной беспомощности: иллюзия есть способ овладения реальностью в том случае, когда жизнь неприятна, неопределенна и бессмысленна. Чтобы "справиться" с этим, мы создаем "идеальный" образ, с которым связана функция контроля. Совершенно ясно, что такая гипотеза вряд ли может способствовать развитию хороших взаимоотношений.
Христиане и люди иных вероисповеданий тоже бывают совершенно непримиримы и подобные гипотезы отвергают просто на корню. У Фрейда были основания прийти к заключению, что его пациенты, в заболевании которых главным было религиозное переживание, сами в какой-то степени были жертвами своей религии. Совершенно очевидно, что религия, как признают многие теологи, может как создавать проблемы, так и давать ответы. Например, крайний, экстремистский фундаментализм долго был проклятием, преследовавшим человечность; такие ужасы, как резня Waco и Jones, являются лишь его отголосками.
Причиной разногласий между религией и психиатрией было и профессиональное соперничество. Так, некоторые каноники возмущены тем, что их прихожане теперь обращаются в первую очередь к психологам-консультантам и психиатрам. Они весьма опечалены и даже разгневаны тем фактом, что ряд консультантов не принимают во внимание религиозную или духовную сферу — самую главную для правильного понимания человека. Психиатры тоже со всеми основаниями разочарованы грубо ошибочными действиями некоторых священников, которые одной лишь молитвою пытаются помочь при любых видах душевных болезней.
Сейчас я перехожу к проблеме, горячо дискутируемой как психиатрами, так и теологами; причем разногласия здесь вызваны различными представлениями о том, что относится к сфере человеческой ответственности. Так, многие христиане уверены в том, что психиатрам присущи исключительно механистические и детерминистские представления о человеке, а поэтому оказывается слишком просто отрицать личную ответственость, и весь смысл личной подотчетности и греха вскоре теряется.
Можно утверждать, что некоторые наши проблемы связаны с тем, что у нас слишком много общего. Как весьма интересно отмечает Dinesh Bhugra в своей последней книге "Психиатрия и религия" (1996), это глубокое недоверие напоминает взаимоотношения двух соседей, которые прекрасно бы ладили друг с другом, если бы не "давняя склока о неподеленном огороде".
Чтобы найти пути сближения, совершенно необходимо не только признать наличие барьеров, но исходить также из того общего, что мы действительно имеем. Позвольте мне определить некоторые из этих общих обстоятельств.
Во-первых, мы одинаково заботимся о многих вещах. Как заметил Билл Фулфорд в книге "Психиатрия и религия", — "религия и психиатрия населяют одну и ту же страну, ландшафт которой составляют значение, смысл, вина, убеждение, ценность, видение, страдание и выздоровление". Обе стороны имеют дело с человеческой жизнью, обе признают, что здоровье простирается далеко за область физического, и обе проникают в потаенные уголки сознания ко всем стремлениям и страхам, присущим человеку.
Во-вторых, в нашей деятельности мы глубоко разделяем ключевые ценности. В старой, но не потерявшей своей актуальности книге "Вера консультантов" (1965) социальный психолог Paul Halmos утверждает, что психиатр вовсе не занимается тем, что спокойно и беспристрастно применяет определенную методику. Человеческие существа — не просто интересные машины, и к ним не должно таким образом относиться. Работа с больным непременно предполагает осознание его ценности, даже если кто-то, в том числе и он сам, это отрицает. Христианский священник разделяет эту заботу и признает, что она сходна с его подходом к человеку как необходимым образом богоданному и в этом смысле священному.
Halmos далее утверждает, что психиатрия, совсем не являясь свободной от ценностей дисциплиной, несет в себе ценности чисто христианского происхождения. Это, конечно, можно оспаривать, но он действительно предлагает способ исследовать некоторые важные области соприкосновения теологии и психиатрии. Возьмем только один пример: в обеих дисциплинах находят свое представление все три добродетели — вера, надежда и любовь. Вера — совсем не потому, что якобы только религиозный человек может быть хорошим психиатром, но потому, что как психиатрия, так и религия построены на изначальном чувстве доверия. Для человека светского вера есть доверие к другому как к человеку; для верующего — это доверие к людям и Богу. Надежда — потому, что психиатрия ищет выздоровления, восстановления целостности человеческой души. Из-за того, что даже сейчас мы знаем столь мало о человеческой психике, мы часто полагаемся именно на надежду. Для христиан понимание надежды простирается за пределы человеческого знания к самому Богу, который приходит к нам в наших нуждах. И теперь к последней из трех высших добродетелей — к любви. Хорошая медицинская практика, в том числе и психиатрическая, всегда основана на любви и реальной заботе, и забота эта часто дорогостояща и рискованна.
В-третьих, из-за того, что столь многое мы разделяем, сохраняя при этом аутентичность, мы нуждаемся друг в друге и не можем достичь истинной целостности без сотрудничества. С одной стороны, религия, и христианство в особенности, нуждается в психиатрии. Конечно, связи уже есть, но пока далекие от совершенства. Книга "Психиатрия и религия", которую я цитировал, — это обнадеживающий знак достигнутого прогресса, но еще больше сделать только предстоит. Нам, как христианским священникам, необходимы поддержка в психологической проницательности, опыт и знания психиатрической практики.
С другой стороны, я смею предположить, что и психиатры нуждаются в опыте религиозного поиска и гуманизма. На этой планете живут многие миллионы людей, не являющихся материалистами, агностиками или атеистами. Чтобы понять их, независимо от того, верующий вы или нет (а я знаю много верующих психиатров), вы нуждаетесь в информированном священнике, который не побоится вас и поможет вам отличить психически здорового религиозного христианина от больного человека. Andrew Sims (1994) в своей Президентской напутственной лекции три года назад говорил:
"Психиатр должен уметь различить переживания религиозные и совершенно особый опыт серьезно больных людей. В былое время разговоры о религии считались явным признаком многих душевных болезней, что привело к возникновению понятия "религиозное помешательство"; считалось, что чрезмерная религиозность, как и гениальность, может привести к сумасшествию. И то, и другое является, конечно же, ошибочным".
Как я уже сказал, ряду больных тесное сотрудничество между психиатрией и религией вообще, и между психиатрами и священниками в частности, может действительно очень помочь. Я видел это во время моего последнего визита в Broadmoor, где налажены тесные связи между психиатрами, клиническими психологами, социальными работниками, медицинскими сестрами и, конечно же, священником.
Само общество также много потеряет, если мы не научимся работать вместе. Многих из ваших коллег заботят сейчас проблемы амбулаторной психиатрической службы. В последние годы были закрыты многие больницы, вследствие чего уход за пациентами перелег на плечи работников иных сфер. Этот сдвиг с институциональной формы лечения на амбулаторную имеет как позитивные, так и негативные стороны. Многим пациентам, несомненно, пойдет на пользу возможность самостоятельно контролировать свою жизнь в обществе, даже если временами они сталкиваются с непониманием или предвзятостью других людей. Однако это полезно не для каждого больного, да и не каждая семья или иная группа людей способна обеспечить правильный уход. Помимо этого я понимаю, что нравственные установки различных профессионалов, работающих с душевнобольными, весьма неопределенны, с чем связано изменение политики госпитализации в последние годы. Вполне возможно, что эти примечательные изменения методологии и философии лечения пациентов предоставляют нам новую возможность более тесного сотрудничества. Пользу из этого могут извлечь две области. Во-первых, это система первичной медицинской помощи. Общая практика в Ридинге (пригород Лондона) построена таким образом, что неизбежно затрагивает духовную сферу жизни. В этом случае особенно тесное сотрудничество происходит с местными церквями. Оказывается, что обращение к психологическим и духовным темам в самом начале оказания медицинской помощи имеет долгосрочные плоды. Поэтому можно предположить, что тесные связи между психиатрами и духовенством не только в их интересах, но, что более важно, в интересах многих пациентов.
Вторая область — церковь — имеет один значительный источник, которого лишены многие психиатрические отделения, а именно добровольные пожертвования, а кроме того — опыт привлечения большого количества добровольцев на благотворительную работу. Обучение и задействование умных и желающих помочь мужчин и женщин может быть дополнительным ресурсом для переполненных местных психиатрических служб.
Нуждаются в обсуждении и многие интеллектуальные вопросы. Вы можете прийти к выводу, что церковь в настоящее время действительно способна справиться с этими вопросами без страха и неуверенности, выходя на путь серьезного диалога. Но поскольку разногласия все равно есть, мы можем работать над тем общим, что имеем, на пользу тех, кому стремимся служить. Мы объединены в нашей ответственности перед людьми во благо их душевного и духовного здоровья, во благо зрелого и ответственного общества. Я верю всем сердцем, что здоровая религия может много предложить обществу для психологической безопасности отдельных людей и для благополучия всего общества в целом. Для меня вера является не религиозным эквивалентом противоядерного бомбоубежища, а приглашением к паломничеству к Богу, который всегда идет впереди нас и который всегда удивляет нас своей способностью преображать мрачнейшие моменты человеческой истории. Здоровая уверенная религия, открытая и для сферы разума, действительно много получит от тесного контакта с психиатрами — как людьми и как профессионалами.
Беру на себя смелость утверждать, что и вам будет польза от нас. Возможно, глубоко внутри мы все уверены, что лучшие врачеватели, как и лучшие пасторы, являются людьми достаточно скромными, чтобы признать собственную ограниченность, людьми, которые знают, что их вмешательства лежат за пределами их понимания, и что их работа, тем не менее успешная, есть лишь один из возможных путей содействовать личностному росту.
Партнерство необходимо, и ему надо содействовать. Andrew Sims завершил свою лекцию словами: "Слишком долго психиатрия избегала духовной сферы, возможно, по невежеству, возможно — от страха унизить чувства своих пациентов. Этой сферой, понимать которую необходимо, психиатры пренебрегали в ущерб больным. Религиозный опыт наших пациентов, говорим ли мы об этиологии, диагностике, прогнозировании или лечении, учитывать мы обязаны". По моему мнению, теснейшее сотрудничество может сделать христианскую религию и психиатрию мощным "движением во благо будущего".
Перевод с английского И. В. Журавлева, И. М. Резника (Независимый психиатрический журнал, №2, 2000).
