СРЕДНЕВЕКОВАЯ МОРАЛЬ СЛАВЯН
Сохранившиеся церковные документы средневековья - проповеди, жития святых, писания - являются свидетельствами отношения церкви тех времен к гомосексуальности. Наиболее строгое наказание предполагалось за "уподобление женщине", другие виды гомосексуальных связей церковь воспринимала на удивление лояльно.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ СОДОМИИ
В церковном праве и покаянной литературе употребляется масса уничижительных эпитетов для обозначения сношений в задних позах: "содомия", "противоестественный", "безобразный", "чудовищный". Те же самые слова время от времени применялись к иным видам сексуальных сношений. Анальные сношения между мужчинами считались также "противоестественными", хотя иные формы гомосексуальных отношений такого ярлыка не удостаивались. Как нам уже известно, вагинальные сношения между мужем и женой заслуживали осуждения в качестве "содомии", если мужчина брал женщину сзади или если женщина занимала господствующую позицию "сверху". Кровосмесительство между близкими родственниками (включая свойство) точно так же именовалось "противоестественным". Похоже, способа отличать "содомию" от "противоестественного" греха не существовало. Поскольку подобными наименованиями можно было заклеймить весьма широкий поведенческий спектр, в отсутствии разъяснений не всегда ясно, какого рода грех имеется в виду. При столь неясных определениях не помогают и размеры епитимий, ибо они колеблются от трехдневного поста до четырехлетнего срока.
У православных славян в Средневековье понимание сущности "противоестественного поведения", похоже, ничем не связано с современным применением этого термина. Само понятие "содомия" возникло из библейского рассказа о грешных городах Содоме и Гоморре (Быт. 18: 20 - 19: 29). В этой истории не конкретизируется характер прегрешений, повлекших за собой разрушение указанных городов, так что ученые на протяжении многих веков могли только догадываться о них. Ранняя еврейская и христианская традиции истолкования этих прегрешений утверждали, что список пороков возглавляла мужская гомосексуальность. Среди ученых церковников средневекового Запада содомский грех ассоциировался с чем-то "чудовищным" и "противоестественным", что было заимствовано из аристотелевской философии. Под "противоестественным сексом" понималось любое сексуальное поведение, которое, согласно данным средневековой науки, отсутствовало в животном царстве, причем сюда входили гомосексуальные отношения между мужчинами (независимо от техники), гетеросексуальные анальные сношения и непрокреативный секс. Однако средневековые мыслители полагали также, что предлагаемое природой в сексуальном отношении для человека недостаточно: животные не пользуются миссионерской позицией и не воздерживаются от кровосмесительства. Церковные правоведы Запада, включая достопочтенного святого Фому Аквинского, разработали альтернативное определение "противоестественного" секса, не опиравшегося исключительно на Библию или Аристотеля. Грех "против естества", утверждали они, заключается в том, что практикуются такого рода сексуальные сношения, которые исключают зачатие. Таким образом, гетеросексуальные вагинальные сношения "в задних позах" должны были бы классифицироваться как "естественные" точно так же, как и кровосмесительство; ибо в обоих случаях вполне возможно зачатие. Тогда "противоестественный" секс включал бы в себя действия в диапазоне от мастурбации до гетеросексуального анального проникновения и любых форм гомосексуальности. Поскольку "противоестественный" секс считался хуже любых форм "естественных" сношений, мастурбация, являющаяся, пожалуй, наиболее распространенным видом сексуальных нарушений, превращалась в гораздо более серьезное прегрешение, чем кровосмесительная связь с одним из родителей. Логическая последовательность таких рассуждений на практике порождала абсурд, по крайней мере, с юридической и покаянно-правовой точки зрения. Однако определение "противоестественного" секса или "содомии" как непрокреативных действий, обычно включавших анальный или орально-генитальный контакт, выдержало испытание временем и стало частью современного словаря и элементом гражданского права.
Ни одно из теперешних этих определений "содомии" или "противоестественного" секса не соответствует реальному их пониманию в средневековых славянских источниках. Славянские авторы воспринимали разрушение Содома и Гоморры как возмездие за все сексуальные прегрешения в целом, а не за какую-то их конкретную форму: "Блуд хуже всех прочих злых деяний. Другие грехи - вовне тела, однако блуд оскверняет тело. Оскверненные приумножали свое количество в Содоме и Гоморре, и они не могли стерпеть сияние Господне, а потому были сожжены огнем и расплавленной серой". Нельзя отделаться от искушения видеть в этой терминологии лишь нечто уничижительное, предназначенное для презрительного обозначения любого отвратительного сексуального прегрешения. Нравоучительные тексты настраивали против "содомии", обозначая ее в самых устрашающих выражениях и выискивая ее корни в иноземных, нехристианских влияниях. Нарушения, обозначавшиеся как "содомия" или "противоестественный секс", имели тенденцию навлекать строгие епитимьи и штраф. Однако иные серьезные нарушения наподобие изнасилований, прелюбодейств и четвертых браков никогда не сопровождались подобными эпитетами. Более того, согласно перечню налагаемых епитимий, эти грехи мерзостью своей превышали содомские.
При внимательном анализе вырисовывается некая схема, согласно которой определенные сексуальные деяния как раз и попадают в рубрику "противоестественных". "Противоестественные" сношения бросают вызов установленному порядку во вселенной и в обществе. Мужчинам не должно сексуально подчиняться друг другу; взрослый мужчина не вправе брать на себя пассивную сексуальную роль и не может стремиться к тому, чтобы наделить другого мужчину подобной ролью. Точно так же нельзя мужчине удовлетворять свое вожделение с животным: взаимодействие обязано ограничиваться кругом людей. Для божественно санкционированного общественного порядка губительно заниматься сексом с членом собственной семьи, и потому кровосмесительство "противоестественно". Для женщины неправильно господствовать над мужчиной, коему Бог предписал быть ее господином, поэтому сношение, когда женщина находится наверху, попадает в разряд "содомии". Неправильным является сексуальное использование женщины как мужчины ("мужеско") посредством задневагинального или анального проникновения; женщины должны исполнять исключительно женские сексуальные роли. В общем и целом, "противоестественный" секс менял местами установившиеся социальные отношения и по этой причине представлял собой серьезное правонарушение.
ГОМОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
Нормы средневекового славянского церковного права по отношению к гомосексуальности уходили корнями в учения Отцов Церкви. Те же, в свою очередь, испытали сильнейшие воздействия со стороны уже сложившихся толкований библейских текстов по поводу сексуального самовыражения, а также быта и нравов дохристианской Греции. Отношение древнесемитского общества к мужской гомосексуальности нашло свое отражение в законе Моисеевом и в интерпретациях притчи о Содоме и Гоморре. Согласно Моисееву закону, гомосексуализм считался одним из самых серьезных преступлений, каравшихся побиванием камнями. Апостолическое предпочтение безбрачия включало в себя отрицание какой бы то ни было сексуальной активности, безразлично, гетеросексуальной или гомосексуальной, однако при этом гомосексуальность осуждалась конкретно. Философия неоплатоников проповедовала ограничение чувственного погружения в секс, особенно если это не было связано с прокреативными целями.
Зато эллинистическая культура обладала явными антиаскетическими тенденциями, причем мужская гомосексуальность не просто была терпима, но и пропагандировалась. Однако не все виды гомосексуальных контактов были в чести. Анальные сношения считались унизительными, по крайней мере для пассивного партнера, поскольку он помещал себя в подчиненную, "женскую" позицию. Афиняне Золотого века идеализировали иные формы гомосексуальных отношений, которые складывались между старшими и младшими по возрасту мужчинами, принадлежавшими к одной и той же социальной среде. Отношения предположительно должны были быть в первую очередь духовными и основываться на взаимном уважении: юноша почитал общественное положение и заслуги своего взрослого любовника, в то время как более зрелый мужчина восхищался физической красотой и потенциальными возможностями юноши. И когда подобный союз доходил до стадии физического осуществления, любовники использовали взаимную мастурбацию и занимались внутрибедренными сношениями, отказываясь от анального проникновения. Таким образом, раннехристианская среда проводила различия между двумя формами мужской гомосексуальности: презираемой ею разновидностью, составной частью которой являлось анальное проникновение, и гораздо более респектабельным вариантом гомосексуальности, предусматривавшим взаимное стимулирование руками и бедрами. Хотя христианские авторы не могли смириться с какими бы то ни было формами внебрачного сексуального самовыражения, они тем не менее признавали одно из господствующих моральных устоев общества, в котором жили, утверждавшего, что одно из направлений гомосексуализма более отвратительно, чем другое.
Таким образом, славянские православные церковные деятели унаследовали систему византийского церковного права, где проводилось различие между мужчинами-гомосексуалами, занимавшимися анальными сношениями, и теми, кто предавался взаимной мастурбации, а также между активными и пассивными партнерами. Гомосексуальные сношения, предполагавшие анальное проникновение (обозначавшиеся как "мужеблудие" или "мужеложество"), считались столь же серьезными нарушениями, как гетеросексуальное прелюбодеяние. Согласно святому Василию, за подобные нарушения полагалась пятнадцатилетняя епитимья, как за прелюбодейство. Славянские церковные правоведы предпочитали применять установленные святым Иоанном Постником сокращенные епитимийные сроки, сводимые к двум-трем годам поста и молитвы. Отклонение от этой нормы в направлении как большей терпимости, так и большей строгости было редкостью. Отдельные уставы требовали наложения епитимий продолжительностью в один год, пять или даже семь лет, но все - в пределах епитимий за гетеросексуальные прегрешения. Лишь крайне редко предлагалась особо суровая епитимья, причем только в текстах, где одновременно приводились и более мягкие рекомендации.
При назначении епитимий за гомосексуальные отношения священники наставлялись в необходимости определить возраст нарушителя, число раз, когда он участвовал в такого рода сношениях, его семейное положение, добровольность участия и роль, которую он при этом исполнял. Обычная снисходительность к молодым людям, кому еще не исполнилось тридцати лет, распространялась и на гомосексуальные отношения. В одном из уставов рекомендовалась двухлетняя епитимья для молодых людей и трехлетняя - для людей более зрелых. Византийское гражданское право в славянском переводе и славянские национальные законоположения не считали мальчиков моложе двенадцати лет ответственными за сознательное правонарушение. Согласно одному из покаянных вопросников, если сексуально использовался мальчик моложе пяти лет, то бремя греха нес на себе тот, кто избрал этого ребенка для удовлетворения собственной похоти; если же мальчику было более пяти лет, но по закону он еще не считался взрослым, ответственность за случившееся несли его родители, поскольку не научили отпрыска избегать греха. Два или три юношеских гомосексуальных эксперимента рассматривались как мелкое нарушение. Применительно к гомосексуальным отношениям, как и в случае гетеросексуального блуда, холостякам как бы предоставлялась большая свобода действий; женатый же мужчина предположительно обязан был удовлетворять свои сексуальные влечения с законной женой, а не обращаться к другому лицу любого пола. Молодой человек, силой или принуждением вовлеченный в исполнение пассивной роли при гомосексуальных анальных сношениях, считался менее виновным, чем добровольный участник. По крайней мере, один из авторов полностью освобождал от ответственности юных жертв гомосексуального насилия.
Часть иерархов воспринимала пассивную роль в гомосексуальных отношениях как менее грешную, нежели роль активная. Эта точка зрения была противоположной той, что бытовала в Древней Греции: там пассивный участник анального секса превращался в деклассированного, в то время как активно действующее лицо сохраняло свой статус. Однако с точки зрения православных церковных деятелей инициатор греха заслуживал более серьезного осуждения, чем тот, кто лишь пассивно соучаствовал в этом. В этом смысле наихудшей ситуацией была смена гомосексуальными партнерами активных и пассивных ролей, так что обе стороны оказывались в равной степени виновными. Другие славянские авторы не соглашались с этим, полагая, что и активная, и пассивная роли в равной степени заслуживают осуждения.
В соответствии с древнегреческим разграничением между анальным и межбедерным гомосексуальными сношениями славянские церковнослужители обычно рассматривали последнее как всего лишь мелкое прегрешение. В то время как анальное сношение относилось к той же категории серьезных грехов, подобных прелюбодеянию и скотоложеству, межбедерные сношения приравнивались к мастурбации ("малакии" или "рукоблудию"). Обычной епитимьей являлся восьмидесятидневный пост при пятидесяти земных поклонах в день, то есть лишь вдвое выше, чем за обычную мастурбацию. Правда, время от времени появлялась рекомендация налагать епитимью в виде двухлетнего недопущения к причастию безо всякого поста. Если же предписывалась трехлетняя епитимья, то становилось ясно, что имела место аналогия с нормами, касавшимися мастурбации, а не с относившимися к анальным гомосексуальным сношениям. Славянские священнослужители считали использование рук для взаимной мастурбации более грешным, чем использование бедер, "хотя и то, и другое зло и гнусно". Межбедерные сношения не воспринимались как "полное грехопадение" в том смысле, в каком рассматривались анальные сношения - тем, кто этим занимался, не воспрещалось принимать священнический сан.
Прочие виды гомосексуальной активности были еще менее серьезными. Похотливый поцелуй мужчиной мужчины влек за собой сорокадневную епитимью при ста земных поклонах, то есть немногим больше, чем за такой же поцелуй с женщиной. Попытка привлечь внимание мужчины, чтобы завязать гомосексуальные отношения, трактовалась не серьезнее, чем попытка заинтересовать женщину запретным сексом.
Для мужчины было гораздо более серьезным, если он "пытался уподобить себя женщине" и сбривал бороду; за подобное нарушение он мог быть предан анафеме. Протопоп Аввакум, вождь старообрядцев, отказал в благословении чисто выбритым сыновьям одного из своих сторонников под тем предлогом, что они, должно быть, еретики. Православные верующие полагали, что они, как мужчины, созданы по образу и подобию Божьему и потому не должны стремиться изменить свою внешность и тем самым походить на женщин.
Хотя славянские православные нормы, относящиеся к мужской гомосексуальности, основывались, по-видимому, на эллинистических и раннехристианских представлениях, их безоговорочное признание славянскими Церквами Средневековья свидетельствует о том, что они соответствовали нуждам общества и национальному восприятию вопроса. Неприятие гомосексуализма основывалось не на том, что для мужчины было якобы "противоестественным" иметь сексуальное влечение к другим мужчинам, скорее всего славянские священнослужители ощущали важность сохранения для мужчин и женщин предписанных гендерных ролей. Эти роли исключали подчинение одного мужчины через анальное проникновение со стороны другого мужчины. Обусловить "феминизацию" какого-либо мужчины тем, что поставить его в ситуацию, в которой он должен исполнить женскую роль, было еще хуже. Однако, когда мужчины занимались взаимной мастурбацией, ни один из них не оказывался на месте женщины, так что сохранение предписанных гендерных ролей гарантировалось. И потому славянские церковнослужители могли позволить себе большую снисходительность по отношению к данному конкретному типу гомосексуальной активности. В любом случае славянские иерархи - а особенно русские - выказывали меньше враждебности к гомосексуальной практике, чем их западноевропейские коллеги, и в худшем случае воспринимали ее как некий эквивалент гетеросексуального прелюбодейства. Ни в Уставе Ярослава, ни в Уставе Стефана Душана гомосексуализм не упоминался. Не исключено, что значительная часть гомосексуальной практики того времени приходилась на монастыри; а в монастырских правилах нормы по поводу гомосексуализма присутствовали. Однако к концу пятнадцатого века гомосексуализм становился заметнее и в мирских общинах, хотя он еще и не вызывал потоков уничижительной брани. Сэмюэль Коллинз, англичанин, посетивший Русь в семнадцатом веке, заметил, что гомосексуальная деятельность на Руси протекает более открыто и воспринимается с большей терпимостью, нежели у него на родине. Разделение общества московитов на четко очерченные мужскую и женскую сферы расширяло возможности гомосексуальных контактов путем ограничения гетеросексуальных возможностей.
Лесбийское поведение серьезным нарушением не считалось. Сексуальные сношения между взрослыми женщинами обычно относились к разряду мастурбационных ("малакия"). Рекомендовалась епитимья в форме годичного недопуска к причастию. Такого рода епитимья, более продолжительная, чем для взаимно мастурбирующих мужчин, предполагала восприятие данного нарушения как более греховного, хотя и не такого масштаба, как мужские гомосексуальные анальные сношения. "Закон судный людем" в статье 59 требовал применения телесного наказания для женщин, вовлеченных в такую форму гомосексуальных отношений, когда одна из женщин садится верхом на другую. Считалось неподобающим, если женщина в сексуальных отношениях брала на себя мужскую роль, пусть даже по отношению к другой женщине. В то же время, если женщина выходила за пределы подобающего ей места в окружении других женщин, это представляло собой меньшую угрозу социальному порядку, чем узурпация власти в мужском сообществе.
В отношении к лесбиянству озабоченность церковных деятелей имела под собой и иную подоплеку: налицо была связь между женской гомосексуальностью и языческими обрядами. Женщин - участниц лесбийских сношений обзывали "бабами богомерзкими" - этим уничижительным выражением часто пользовались для обозначения языческих жриц. Их также обвиняли в том, что во время гомосексуальных занятий они "молятся вилам" (женским духам). В женской гомосексуальности присутствовал якобы опасный антихристианский компонент, которого во взаимной мужской мастурбации заведомо не было.
Епископ Нифонт постановил, что секс между двумя девушками-подростками заслуживал более легкой епитимьи, чем добрачный гетеросексуальный блуд, особенно если девственная плева оставалась нетронутой. Лесбийские игры среди незамужних девиц на Руси семнадцатого века были, по-видимому, в порядке вещей. Существует мирское сказание о Фроле Скобееве, которому хотелось жениться на богатой наследнице Аннушке, несмотря на возражения ее отца. Чтобы добиться своего, он подкупил ее няню и, переодевшись девушкой, попал к Аннушке на дружескую вечеринку. По наущению Фрола, подкупленная им няня предложила игру в "свадьбу", где на роль "невесты" была избрана Аннушка, а на роль "жениха" - вновь переодевшийся Фрол. По ходу игры молодые люди имитировали свадебную церемонию и брачный пир, после чего "супружескую пару" укладывали в постель. Фрол воспользовался предоставившейся возможностью, чтобы изнасиловать Аннушку и сделать тем самым ее своим союзником. Анонимный автор повести вовсе не выдумал игру в "свадьбу" ради развития сюжета; покаянные вопросы, задававшиеся молодым девушкам, свидетельствовали о ее реальном существовании. К этим играм, практиковавшимся вполне открыто, относились весьма терпимо, и если они и порицались, то только для виду, поскольку таким образом девушки-затворницы готовились к брачной жизни, не рискуя лишиться девственности и забеременеть до брака. Лесбийские отношения между молодыми девушками укрепляли подобающую модель поведения.
Ева Левина. Секс и общество в мире православных славян, 900-1700 (Перевод с английского В.В. Львова).
