Стихи?

[Alexander]

Спасибо!

[Родион]

Спасибо...

[Сергий]

Спасибо!

Спасибо...

+100
 

[Aндpeй]

Эх, хорошо!

[veresk]

Эх, хорошо!

стих не понравился распирающе-зудяшим резонансом собственному настроению...но Ваши слова выровняли восприятие...фенки!

[Антиквар]

Стишок этот родился внезапно. Я взял ручку и бумагу, чтобы написать совсем другое и на другую тему, но на какое-то время замер, а потом вдруг пошли вот эти строчки. То есть думаешь об одном, а где-то глубже в сознании таится совсем другое. И это другое прорывается вовне, когда ум на какое-то время затихает.
С точки зрения художественных достоинств стишок весьма уязвим: он выглядит как стилизация под поэзию начала ХХ века в форме сонета, к тому же рифмы бедные и тд. Но для меня он действительно важен, потому что неожиданно точно отражает то, как это со мной бывает. Иногда И наверное, не только со мной.

[LuckyKOT]

Имя Друга

Старайся имя Друга поминать
не торопясь, размеренно и плавно,
Алхимией такой преобразишь
ты сердца медь в металл желанный.

Не торопясь, размеренно и плавно
глотни вина в таверне Бытия,
Чтобы твое покинули сознанье
все разделения на «ты» и «я».

Свободным стань от пут существованья,
оковы сбрось, чтоб вездесущий Бог
Не торопясь, размеренно и плавно
тебе Свои поверить тайны мог.

Настойчив будь и спрашивай дорогу
у тех, кто приглашен на Божий пир,
Не торопясь, размеренно и плавно
ты свой отыщешь вход в духовный мир.

Будь терпелив на улице Любви,
поспешность – путь прямой к Ее потере,
Стань у Любви слугой, смиренно Ей служи,
и медленно она откроет двери.

Ты выбрал путь нелегкий, непростой,
пройдешь ты испытаний тыщи,
Размеренно и плавно, не спеша
придет все то, что ты так страстно ищешь.

Кто Истину познал не торопясь,
в пути крутых ступеней не страшится,
Он Вечности готов себя отдать
и в Боге без остатка раствориться.

Молчание ценнее, чем слова –
и в тишине открыл Нурбахш, что главно:
Всё время имя Друга поминать
не торопясь, размеренно и плавно.

Джавад Нурбахш

[прозелит]

Silentium!


Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходя́т оне
Безмолвно, как звезды́ в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймёт ли он, чем ты живёшь?
Мысль изрече́нная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими — и молчи.

Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглуши́т наружный шум,
Дневные разгоня́т лучи, —
Внимай их пенью — и молчи!..


Тютчев

[Иллария]

              В паутине моста
              Перейти через реку,-
              перейти через жизнь,
              не свалившись в объятья весны –
              Все понять и простить.
              Что же нужно еще человеку?
              Может – светлые сны?

[прозелит]

стремленье растаять,
развоплотиться,
подобным стать следу
в небе
от птицы,
подобным стать пене
волны вечерней,
чтобы закрыть вопрос -
зачем я?

чтобы отпало фальшивое время,
лопнула леска глупых сомнений,
кончилась вьюга душевных волнений

СТОП!

как зародыш, в утробе Бога
свернусь калачом.
но все еще много,
эго
много, 
и это мешает.
Тому, Кто меня
                        на ноль
                                  умножает.

[Иллария]

Сейчас даже не знаю, что сказать
Чайки молчаливо улетают вдаль
А ветра легкое прикосновенье
Смывает паутину позавчерашнего дня
Спокойно, мирно, гласом хлада тонка
Искриться нежно в сердце ручеек
Если поверишь  Мне…
Если поверишь в Меня…

[Фаина]

Не сбросить тяжкого креста.
День полон муки ежечасной.
Но почему-то Красота
С отчаянием не согласна.

Как только сяду у окна
И встречу взгляд Её бескрайний,
Почувствую: хранит она
Не ведомую горю тайну».

 Зинаида Миркина

[Родион]

Я радуюсь тому же, что и ты.
И я грущу по той же по причине.
А на могилке свежие цветы,
Хотя могилка та в иссушенной пустыне.

Ты их принес. На камень возложил,
Прикрыв зачитанные ветром строки
О том, как жил я, или же не жил,
А ждал звезду, что всходит на Востоке.

Ты с родины моей принес цветы.
Там влажный, свежий и прозрачный воздух
Пьянит и манит ароматом тишины,
Навеки успокаивая мой дух.

Иду с тобой. Ты знаешь путь домой.
Цветы на камне больше не увянут.
Они, устроенные любящей рукой,
На прахе бренном силою восстанут.

И ароматом очищая смрад,
Песок иссохший напояя влагой,
Расскажут путникам, что тут зарыт не клад,
А странник, шедший этой же дорогой.

[Питирим]

Когда б еще нашелся человек,
Кому уединение не в тягость,
Кто любит тишину!
Поставим рядом хижины свои
Зимою в деревушке горной.

/Сайгё/

[прозелит]

«И вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, и там Господь»
(3 Цар. 19:11-12).

Весь этот год с его тоскою и злобою, из каждой трещины полезшими вдруг, я слышу ноту непростую, особую, к любому голосу примешанный звук, похожий, кажется, на пены шипение, на шелест гальки после шторма в Крыму, на выжидающего зверя сопение, но только зверя не видать никому.

И вот, пока они кидаются бреднями, и врут, как водится у них искони, плюс измываются уже над последними, кто не уехал и не стал, как они, пока трясут, как прокаженный трещоткою, своими байками о главном-родном и глушат бабками, и кровью, и водкою свой тихий ужас пред завтрашним днем, покуда дергаются, словно повешенный, похабно высунув язык-помело, — я слышу голос, незаметно примешанный к неутихающему их трололо. И сквозь напавшее на всех отупение он все отчетливее слышится мне — как будто чайника ночное сипение, его кипение на малом огне.

Покуда зреет напряженье предсудное, рытье окопов и прокладка траншей — всё четче слышится движенье подспудное, однако внятное для чутких ушей. Господь не в ветре, урагане и грохоте — так может действовать испуганный бес; и нарастание безумства и похоти всегда карается не громом с небес; Господь не действует ни криком, ни порохом — его практически неслышимый глас сопровождается таинственным шорохом, с которым лопается пена подчас, и вот я чувствую, чувствую, чувствую, хоть признаваться и себе не хочу, — как в громовую какофонию гнусную уже вплетается нежнейшее «Чу»…

Пока последними становятся первые, не остается ни порядков, ни схем, оно мне сладостно, как ангелов пение за темнотой, за облаками, за всем: такое тихое, почти акапельное, неуязвимое для споров и драк.

ВЕДЬ ЭТО ЛОПАЕТСЯ БОЖЬЕ ТЕРПЕНИЕ.

ОНО ВЕДЬ ЛОПАЕТСЯ ИМЕННО ТАК.

Дмитрий Быков